— Но ты же говорил, ну, тогда еще… Что я мешаю приводить тебе сюда женщин…
— Я просто искал весомый аргумент, чтобы отвязаться от тебя. Не хотелось вешать на себя ответственность за такого ребенка, как ты. И поверь мне, я найду, как решить этот вопрос, если он возникнет. Так что эти деньги полностью твои.
— Но ведь это огромная сумма!
— Сказать откровенно, я на тебе прилично сэкономил. Если бы я отдал эту вещь в бюро переводов, мне бы это встало не меньше, чем в двести — двести пятьдесят баксов. За срочность, за объем и прочие накрутки. Так что, если тебя это успокоит, то я тебе недоплатил.
— Точно?
— Точно.
— Ну тогда хорошо. И спасибо тебе огромное.
— За что это?
— За все.
Время от времени Марина вставала очень рано и исчезала из дома часа на полтора. Дмитрий знал, что в это время она встречается с отцом. Отец выходил из подъезда, Марина появлялась из-за своего очередного укрытия — кустов, машин. И держа друг друга за руки, они вместе шли к метро. Отец потом исчезал в недрах подземки и ехал на работу, а Марина возвращалась обратно в квартиру Димы и ложилась спать. Иногда плакала. Тихо-тихо. Но Дмитрий все равно слышал. И не знал, что делать, как помочь этому человечку, волей судьбы заброшенному в его холостяцкое логово.
Однажды он не выдержал, и постучав в комнату Марины, вошел к ней. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку. Видимо, пыталась спрятать от него свое зареванное лицо.
— Ладно, не прячься. Я же знаю, что ты плачешь. Что случилось, Мариша?
— Ничего особенного.
— Мне можешь сказки не рассказывать. Что-то опять со стороны твоих родных?
— Угу. Ирка вернулась из больницы и заявила, что из-за меня у нее теперь вполне вероятно никогда не будет детей. Мол, операция была сложной, и порезали ее здорово. Она теперь изнутри якобы британский флаг напоминает. Или немецкий крест.
— Вот сволочь!
— Ага, сволочь. Только она в одном промахнулась: Валерке родители вряд ли позволят жениться на женщине, у которой не может быть потомства. Они у него в этом вопросе замороченные — дальше некуда.
— Ну и?
— Она это тоже поняла, и теперь дает задний ход. Говорит, что ее попросили в ближайший год не беременеть, восстановить организм. А потом, вроде как, все будет можно, заживет, как на собаке. Представляешь? То из-за меня она стала бесплодной, а то все в порядке, все тип-топ! Флюгер, а не девушка.
— Слушай, они там себе могут бормотать, что угодно, ты-то чего так переживаешь?
— Они же всем растрепали, какая я сволочь. Даже дальней родне не поленились позвонить. И с отцом проблемы. На прошлой неделе ему дважды «скорую» вызывали. С Иркой повздорил. Он, правда, мне не захотел говорить, что она ему наплела. Честно признаюсь, боюсь я за него. У него уже один инфаркт был, как бы они его до второго не довели.
— А по поводу твоего ухода что говорят?
— Что живу у хахаля, подрабатываю, торгуя собой. Работаю по специальности, в общем. Я же ни на что больше не способна.
— Ничего себе! И что собираешься делать? Я бы на твоем месте плюнул на все и забыл как можно скорее. А ты как мазохист последний себя ведешь: нашла больное место и пытаешься еще и еще раз прочувствовать всю боль, ковыряешься в ране. Брось ты это, не поможет. Только себе хуже сделаешь.
— Я уже все для себя решила. Как говорила одна моя однокурсница: «Я — девушка не злопамятная. Сделаю гадость и забуду».
— Значит, все же будешь мстить? А другого выхода не видишь?
— Нет, не вижу. Понимаешь, я просто не смогу нормально жить дальше, если они будут и дальше безнаказанно делать, что хотят. Пусть получат то, что заслужили. За мной остался маленький должок, а я привыкла отдавать свои долги. Любой ценой.
— И каким образом ты собираешься это сделать?
— Я пока не могу тебе всего рассказать. Но кое-что я уже придумала.
— Ну что ж, дело твое. А теперь хватит хандрить, я тут, пока тебя не было, сбегал за йогуртами и тортиком. Пошли, позавтракаем. И у меня для тебя есть одно деловое предложение. Баксов на сто пятьдесят. Только срочно, в течение сегодняшнего дня.
— Ну, тогда торт как нельзя кстати. Не могу сидеть за компьютером, не забросив в себя что-нибудь сладкое.
— А я знаю. На мышином коврике тебя ждут пять чупа-чупсов. Этого хватит?
— За глаза. А ты — прелесть. Я тебя обожаю!
— Так и запишем, «готова к обожанию собственного работодателя после вручения сладкой взятки». Кстати, а ты за сахар работать будешь?
— Не-а, не буду.
— Разбирается, однако!
Так пролетели два месяца. За это время Марина окончательно поправилась, исчезли круги под глазами, да и взгляд значительно повеселел. Она стала заниматься зарядкой, и часто Дмитрий видел ее, смотрящейся в зеркало и то так, то этак изгибающей спину. Видимо, ставила себе осанку, потому что с сутулыми плечами он ее давно уже не замечал. Даже за столом сидела, как балерина на перилах: подтянуто и грациозно. Он знал, что приближается время свадьбы ее младшей сестры и ее бывшего парня, и предполагал, что она занимается серьезной подготовкой к этому событию. Марина выпросила у него швейную машинку, купила роскошный черный материал с матовым блеском, и теперь целыми днями что-то кроила, примеряла и перешивала заново. Когда же она окончательно закончила портняжничать, то как Дмитрий не старался, не смог упросить ее показаться ему в обновке. Единственное, что он слышал в ответ: «Еще не время. Я не готова. Не уловишь общее настроение».
С его разрешения она, покопавшись в его библиотеке, выбрала себе для чтения несколько книг. Дмитрий был несколько озадачен, когда выяснилось, что она забрала к себе в комнату все его фолианты из серии «школа выживания» и несколько книг по боевым искусствам, в том числе каталог холодного оружия. Да, интересы у этой девушки были весьма странными, не сказать больше. Причем читала она их от корки до корки, как хороший детектив, и даже делала пометки на полях, из которых, увы, ничего нельзя было понять.